Самое трудное в жизни – это быть честным перед самим собой. Мы зачастую встречаем призывы к честности. Но есть ее две разновидности: внешняя – когда ты по-настоящему честен с окружающим тебя миром людей, но есть более жесткая и более конкретная ее форма – это честность перед самим собой. В подмогу нам выделены стыд и совесть, но это энергетические сущности незапретительного толка – у них функция предупредительно-воспитывающего свойства нравственной направленности. Но как мы уже много раз говорили, что воле человеческой нет запретов, кроме самого хозяина тела: хочет – будет вменять наставлениям совести, а может, и вообще отказаться от ее услуг.
«От нас зависит, заглушить ли нашу совесть или озариться от нее светом, прислушиваясь к ней: если она повелевает нам сделать что-нибудь и мы этого не исполняем, если она продолжает нас предупреждать и мы все-таки не внимаем ей, то голос ее начинает мало-помалу ослабевать и, наконец, совершенно замолкает. Поэтому постоянно прислушивайтесь к ней. Не обращая внимания на ничтожные проступки, мы легко можем впасть в большие прегрешения. Незначительные погрешности чаще всего прививают нам опасные привычки. Постараемся пресечь зло, пока оно еще не пустило в нас глубоких корней. Зло и добро возрастают в нас по мере того, как мы допускаем их в наше сердце» (Из «Благочестивых мыслей»).
«Пойми хорошенько и постоянно помни, что человек всегда поступает так, как ему кажется лучше для себя. Если это на самом деле лучше для него, то он прав: если же он ошибается, то ему же хуже, потому что за всяким заблуждением непременно следует и страдание.
Если ты будешь постоянно помнить это, то ты ни на кого не станешь ни сердиться, ни возмущаться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить и ни с кем не будешь враждовать» (Эпиктет).
Помните, как говорил все тот же Эпиктет – римский философ – что «Тот, кто доволен своей судьбой – тот непобедим». А доволен своей судьбой тот, у кого имеется договор с совестью, что более того, что он уже имеет, ему ничего и не нужно, да и то, что ни одного человека он не посмеет назвать своим врагом. Ибо издержки совести начинаются с глаз завидущих и ощущения всеобщей недоброжелательности, направленной в твою сторону.
«Человек как будто всегда слышит за собой голос, но может повернуть голову и увидать говорящего. Голос этот говорит на всех языках, управляет всеми людьми, но никто никогда не видал говорящего. Если только человек станет точно повиноваться этому голосу, примет его в себя так, что не будет более в мыслях отделять себя от него, ему будет казаться, что он сам есть этот голос, он сольется с ним. И чем внимательнее он будет слушать этот голос, тем большая мудрость сообщится ему, и голос этот разрастётся в величественный и торжественный призыв, который откроет ему блаженную жизнь. Но если он занят делами мирскими, а не той истиной, ради которой дела должны быть делами, тогда голос этот становится слаб и слышится только как слабое жужжание» (Эмерсон, американский писатель века).
«Я, как разбойник, знал, что жил и живу скверно, видел, что большинство людей вокруг меня живет так же. Я так же, как разбойник, знал, что я несчастлив и страдаю и что вокруг меня люди так же несчастливы и страдают, и не видел никакого выхода, кроме смерти, из этого положения. Я так же, как разбойник к кресту, был пригвожден какой-то силой к этой жизни страданий и зла. И как разбойника ожидал страшный мрак смерти после бессмысленных страданий и зла жизни, так и меня ожидало то же.
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое от разбойника было в том, что он умирал уже, а я еще жил. Разбойник мог поверить тому, что спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить этому, потому что, кроме жизни за гробом, мне предстояла еще жизнь здесь. А я не понимал этой жизни. Она мне казалась ужасною. И вдруг я услыхал слова Христа, понял их, и жизнь и смерть перестали мне казаться злом, и вместо отчаяния я испытал радость и счастие жизни, не нарушимые смертью.
И потому берегись всего того, что не одобряется совестью» (Л.Н. Толстой).